Те несчастные, чье трудное детство прошло под унылое тиканье метронома и монотонное бубнение учительницы: «Раз-и, два-и, три-и!» — меня поймут. Я ненавидел пианино, гаммы, аккорды и арпеджио. Сколько раз я пытался отвести от себя «чашу сию» и умолял родителей разрешить мне бросить занятия музыкой! Но мама патетически восклицала сакраментальное: «Только через мой труп!», папа почему-то (я тогда еще не знал термина «подкаблучник») всегда был на стороне мамы, а бабушка что-то успокоительно бормотала про «кусок хлеба», который в обозримом будущем даст мне проклятая музыка.

У родителей не было времени водить меня в музыкальную школу, поэтому учительница приходила на дом. Не скованная школьной программой, она формировала мой репертуар на свое усмотрение. Особую склонность дама питала к эстрадным песенкам о нелегкой женской доле и, вместо классических бахов да бетховенов, я наяривал про холодный айсберг в океане и про сады, которые цветут один раз в год.

Учительница требовала сопровождать мое музицирование пением, так что все детство я душераздирающе завывал дискантом: «Я пригласить хочу на танец вас, и только вас…» — а учительница вперяла невидящий взор в пространство и явно уносилась мечтами куда-то туда, где белый танец вихрем кружил более удачливых искательниц простого женского счастья.

Только один момент скрашивал томительные часы, которые я проводил за фортепиано. Это был стульчик. Специальный круглый стульчик на винте, который в обязательные ежедневные два часа самостоятельных занятий я раскручивал так, что сиденье начинало качаться и угрожало сбросить меня, как мустанг неловкого ковбоя. Пытаясь удержаться и балансируя на стульчике, я барабанил по клавишам и воображал себя покорителем прерий, по меньшей мере, смельчаком Морисом мустангером из «Всадника без головы».

Когда я вырос, как и следовало ожидать, музыка не стала моим «куском хлеба», хвала небесам! Я стал просиживать свой рабочий день у компьютера, мирно шлепая статейки для журнала. Эта деятельность мне нравилось гораздо больше, чем жуткие перспективы тиранить подрастающее поколение, усаживая его перед инструментом, или часами репетировать ради короткого и не обязательно триумфального выступления на сцене.

Все бы ничего, но гиподинамия, от которой никуда не денешься при сидячей работе, подкралась незаметно, но свирепо, со всеми сопутствующими прелестями. Брюки таинственным образом стали противиться застегиванию, а спина к концу дня болела так, словно я только и делал, что грузил мешки и копал ямы.

Ряд волшебных изменений случился, когда одним прекрасным утром я обнаружил коллег сгрудившимися над чем-то, закрытым их спинами. Просочившись к предмету их интереса, я увидел странный табурет на одной ножке, вызвавший во мне какие-то неясные ассоциации.

«Танцующий стул, танцующий стул», — пробегал шепоток по маленькой толпе, но никто не жаждал протестировать новинку, опасливо косясь на его ножку, держащуюся на шарнире, и неустойчивое сиденье. Я аккуратно отодвинул в сторону сотрудников и решительно шлепнулся на закачавший под моим в последнее время внушительным весом стул…

Что сказать… Есть известная фраза: «А руки-то помнят!» Во мне тоже что-то вспомнило забытые детские ощущения, но только это были не руки. Я снова стал дерзким ковбоем, Морисом мустангером, оседлавшим норовистого коня. Я извлек из глубин памяти свои поединки со стульчиком для пианино, а в ушах зазвучало: «Я пригласить хочу на танец вас, и только вас…»

— Что это за географические новости? — спросил я.
— Экспериментальная мебель, — ответил шеф, неожиданно выросший надо мной.
— Над кем эксперимент? — произнес я.
— Над добровольцами, — сказал шеф.
— В чем суть эксперимента? — придав голосу солидные нотки, поинтересовался я.
— Тестирование, — веско пробасил шеф.

Пытаясь сохранить равновесие, я покачивался на стуле, всем своим видом показывая, какие при этом терплю нечеловеческие муки. Зачем? Да я сразу решил оккупировать этот предмет для себя, и для этого надо было нивелировать его ценность в глазах других претендентов. Мои драматические таланты привели к тому, что больше добровольцев на роль подопытного кролика не нашлось. Чего я и добивался.

В течение следующей недели я сидел на новом стуле в качестве экспериментатора. Хотя «сидел» — не совсем правильное слово. Пританцовывал, ведь это сооружение покачивалось на своем шарнире. Правда, падение мне не угрожало — достаточно было держать ноги на полу.

Коллеги время от времени подходили ко мне и задавали каверзные вопросы, типа: «Тепло ли тебе, девица, комфортно ли тебе, красная?» — или невинно интересовались: «А стульчик твой электрический, али как?».

Я расправлял плечи и гордо вещал: «Не нарушайте чистоту эксперимента, профаны!»

В первый день я все не мог приспособиться к стулу, но потом выработал собственный алгоритм покачивания. Это как на велосипеде: падаешь — скорее поворачивай руль в сторону наклона. За пару дней я уже, можно сказать, изучил динамику стула и стал чувствовать его как партнершу в танце.

Я заметил интересную вещь: восседание на стуле постоянно держало меня в тонусе. Раньше примерно в 16 часов меня неудержимо клонило ко сну. Приходилось наливать очередную чашку кофе и завидовать курящим, которые могли выйти в любой момент на пару минут из офиса выкурить сигаретку и отвлечься. Сейчас все изменилось. Новый стул, с одной стороны позволил мне расслабиться, а с другой — не дал дремать. Какая там сонливость? Балансируя и обретая равновесие, думаешь о чем угодно, только не об объятиях Морфея.

Что характерно: если я выходил по каким-то своим надобностям из комнаты, по возвращении обязательно обнаруживал кого-нибудь из коллег на танцующем стуле, который я уже стал считать своей собственностью. Стульчик стал привлекать сослуживцев, как посаженная аптекарем Антуаном Пармантье картошка — похитителей. Если кто не помнит — он снимал охрану со своего огородика по ночам, вот соседи и растащили заманчивые кустики, и так картофель распространился по Франции.

Испытательный период длился неделю, в конце которой шеф раздал анкеты с единственным вопросом: «Желаете ли вы использовать танцующий стул на своем рабочем месте?». Надо было обвести кружочком один из ответов.

Я не знаю, что ответили коллеги, но в понедельник около каждого стола красовался танцующий стул. «Танцуют все!» — весело прогудел шеф, наблюдая, как подчиненные усаживаются на своих «скакунов».

Я больше не был единственным ковбоем, но решил, что вполне заслужил право скромно греться в лучах славы первопроходца. Никто, правда, не рвался пожать мою мужественную руку или в восторге бросить в воздух чепчик, но я знал, что именно мое родео на танцующем стуле привело к тому, что вся наша редакция теперь будет сидя отплясывать в рабочее время, спасаясь от гиподинамии. Услышав, как кто-то из барышень замурлыкал вполголоса «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра…» — я понял: танцующий стул нашел еще одну поклонницу.

© Copyright: Андрей Шадрин 2013